Книги

Скиннер Роберт "Семья и как в ней уцелеть"

-= 5 =-

        Джордж. Ну, дорогая, я поцелую тебя и приду в возбуждение… я потеряю контроль над собой и возьму тебя силой прямо здесь, в гостиной, на ковре. Конечно же, тогда появятся наши долгожданные гости и... сама подумай, что твой отец скажет об этом.

        Марта. Свинья!

        Джордж. Хрю-хрю!

        Марта. Ха-ха-ха! Налей мне еще... любовь моя.

        Джордж. Господи! Неужели ты способна столько в себя влить!

        Марта. (Голоском маленькой девочки). Пить хацю.

        Джордж. Черт побери!

        Марта. Слушай, дорогой, ты у меня под стол свалишься, а я       Буду ни в одном глазу... так что обо мне не беспокойся.

        Джордж. Я тебя, Марта, давно оценил... Нет такой премии за

        мерзость, которую бы ты не...

        Марта. Честное слово! Существуй ты на самом деле, я бы с       тобой разделалась!

        Джордж. Ну, ты только на ногах держись... Люди же – твои

        гости...сама понимаешь...

        Марта. Я просто тебя не вижу... Я тебя уже много лет не ви-    жу...  Джордж, ...если свалишься, или тебя начнет рвать, или...  Марта, ...я хочу сказать, ты пустое место, ничтожество...

        Джордж, ...и прошу тебя, не заголяйся. Нет отвратительнее

        зрелища, чем когда ты напьешься и задерешь юбку           на голову...

        Марта, ...ты ноль без палочки...

        Джордж, ...хотя правильнее сказать... на головы,.."

Джон. На минуту перемирие, "капелька" любви, когда можно вместе посмеяться, а так одно желание: стереть друг друга в порошок. Верно?

        Робин. Да. Это не просто первоклассная пьеса, это фактически хрестоматийный пример по нашей теме.

        Джон. И часто Вы сталкиваетесь с "губительным" браком на подобие описанного?

        Робин. Часто. Иногда бывают "образчики" похуже, хотя чувства – «запрятаннее», а нападки — замаскированнее, впрочем, не менее злые.

        Джон. И что же такое, по-Вашему, эта пара?

        Робин. Ну, оба, и Джордж, и Марта ужасно ранимы. Каждый, почти как ребенок, жаждет любви. Но они "спрятали" это желание. Они категорически отрицают его, теперь они совершенно не осознают его, они прикрыли его замысловатым фасадом.

        Джон. Причем очень хрупким... А не потому ли прикрыли, что "ребенок" в них никогда не получал своей доли любви?

        Робин. Именно поэтому. В них живет "ребенок" — несостоявшийся, злой, обиженный. Злость копится, пока взбешенный "ребенок" не вырывается на волю, опрокинув "ширму". Вот они и проводят половину жизни в ребячьих спорах друг с другом.

        Джон. И это из-за того, что не сознают причину своей ярости? Не сознают, что не получают так необходимой им любви?

        Робин. Да. А не получают любви, потому что категорически отрицают свою потребность в ней, и поэтому не способны попросить любви просто, открыто.

        Джон. Марта, изощряясь, говорит: "Подари своей мамочке поцелуи!" А скажи она: "Поцелуй меня!"- почувствует, как уязвима?

        Робин. Именно.

        Джон. Так что же прежде всего притянуло их друг к другу?

        Робин. Подобие выставленного на "витрину", того, что перед "ширмой". Они увидят друг в друге утонченных, интеллигентных, остроумных, "очень" взрослых, опытных, искушенных людей. И, кроме того, интуитивно постигнут, что скрывается за "ширмой" у каждого, подсмотрят, так сказать, за отчаявшимся, одичавшим «ребенком», который их ужаснет, но покажется странным образом притягательным и знакомым.

Джон. Знакомым —- в буквальном смысле? Они помнят его по своей семейной истории?

        Робин. Точно. Поэтому, как и научены своими семьями, они тут же отведут взгляд от ужасной тени, которая им представится демоном. Не заметят его. Но потом, пожив бок о бок, обнаружат, что демоны вырываются на волю все чаще, от них уже не отделаться. Поэтому, когда появляется демон, партнер ужасается и бросается в схватку с чудовищем.

        Джон. Подождите, какой "демон"? Разве "демон"? Это же отчаянно несчастный, капризничающий ребенок!

        Робин. Конечно, но он кажется партнеру демоном. Такой знакомый и ужасный для них обоих... потому что у обоих он связывается с их родителями, не нашедшими для Джорджа, для Марты любви. Вот откуда в них самих, в каждом, поселился злобный "ребенок".

        Джон. Их родители—еще раньше—отказались от "ребенка" в себе. Так "бельмо" унаследовали Джордж и Марта.

        Робин. Поэтому, когда кто-то из них двоих видит "демона", другой выпускает на него своего. И завязалась битва!

        Джон. Но почти у всех случаются время от времени такие жуткие ссоры, верно? Значит, если все спрятали много чего за "ширму" эта сцена из "Вирджинии Вульф" "играется" во всех семьях?

        Робин. В каком-то смысле — да. Может быть, в смягченной форме. Более замаскированной. Но что касается описанного типа семьи, то у нее| слишком много за "ширмой", а боязнь "спрятанного" слишком велика, поэтому согласия ей не достичь. Партнеры совершенно не терпимы друг к другу, что замыкает порочный круг растущей между ними ненависти и злобы. Часто перепалки кончаются физической расправой. В большинстве случаев до убийства дело не доходит - иссякают силы, двое буквально вымотаны. Потом же, через какое-то время, напряжение накапливается, и сцена "играется" вновь.

        Джон. Но если у них столько конфликтов, почему они не разводятся?

        Робин. Непросто, наверное, понять, но такой паре трудно расстаться. Их отношения со стороны кажутся чудовищными. Но, не смотря на все наносимые друг другу увечья, в браке им в каком-то смысле лучше, чем порознь.

        Джон. Не потому ли, что пока человек воюет с "демоном" партнера, можно не обращать внимание на своего собственного?

        Робин. Именно. И он может рисовать себе свой облик красками

        посветлее. Более "ангельским", если хотите. Он вознагражден в этом браке еще кое-чем. Оправдываясь чудовищными «демоническими» выходками партнера, он позволит прорваться "спрятанному" у него за "ширмой" и не будет чувствовать себя виноватым. Каждый из двоих, конечно же, свалит вину на другого. Завопят: "Это ты первый начал!.. Ты первая!"

Джон. «Я только и сказал...»

        Робин. Да. Или: "Я терплю, но всему есть предел..." Значит, каждый может верить, что уж у нег-то (у нее-то) с этим "демоном" никакого сходства. Каждый поверит, что их собственный "демонизм"— всего лишь отпор партнеру, что на самом деле в них ничего «такого» не водится и с кем-то другим у них ничего подобного не происходило бы.

        Джон. А раз они постоянно чувствуют себя обиженными партне- ром, то считают, что правы, не проявляя к партнеру любви.

        Робин. Да, и остаются где были, ничуть не продвинувшись к тому, чтобы осознать, что же спрятали за "ширму".

        Джон. Что случится, если они все-тааки расстанутся?. Или кто-то из двоих умрет?

        Робин. Тогда человек в опасности, ведь он не сможет больше сваливать на партнера вину за свои ужасные эмоции, за своего "демона". Часто у такого человека сдает психика, иногда люди кончают самоубийством.

        Джон. Я знал одну старую пару, они неразговаривали друг с другом целых десять лет. Жили в одном доме, но поделили его, перегородили даже вход. В конце концов, старая женщина покончила с собой. Через четыре дня старик сделал то же.

        Робин. Да, потому-то такие браки прочны. Они могут неоднократно прерываться на короткое время, но двоим порознь так плохо, что они опять соединяются.

        Джон. Подождите, вот еще что. Джордж и Марта в перерывах между схваткой прямо таки сюсюкают друг с другом...

        Робин. Я не сказал о смене настроений. Иногда отчаявшийся, пришедший в ярость "ребенок" неуправляем, и ему проще вырваться из-за "ширмы", в другие моменты он спокойнее, его легче держать "спрятанным". Потому временами из-за "ширмы" вырывается "демон", и ему навстречу спешит другой. Временами же "на дежурство" заступают "ангелы", то есть партнеры поворачиваются друг к другу "витриной". В последнем случае партнеры будут ощущать себя — да и со стороны покажутся - даже ближе и нежнее друг к другу, чем партнеры в "нормальном" браке, у которых все идет хорошо. Они решат и пообещают друг другу, что никогда больше не станут ссориться. И они искренне верят своим словам. Вчерашняя жестокая драка представляется им дурным сном. Они не понимают, почему такое произошло, и действительно верят, что больше это не повторится.

        Джон. А проблема-то задвинута за "ширму" — вот в чем все дело. И раз она опять спрятана, двое не догадываются, что проблема сущесгвует, ведь им в эту минуту значительно легче дышится. Значит, брак по-настоящему не управляем — так? Потому что партнеры утратили связь с действительностью...

        Робин. Да, так. Положительное здесь только то, что о таких партнерах можно сказать, вспомнив язвительную шутку о писателе Карлайле* и его жене: они, по крайней мере, соединились друг с другом и не сделали несчастными двух других людей. Впрочем, Вы, наверное, не забыли, подобный брак составляет лишь незначительный процент от всех возможных и является примером худшего из возможных.

        Джон. И все равно мне приходят на память ссоры, в которых я не был сторонним наблюдателем. Очень похожие на описанную...

        Робин. А кто же их не припомнит! Но Вы способны признать факт, значит, он для Вас не за «ширмой». Будь он спрятан, Вы бы не увидели ничего похожего на свой брак в нашем примере! И каждый, кто признает, что "играл" в подобной сцене, сразу же оказывается за много-много миль от "отрицательного" полюса брака. Раз проблема не упрятана за "ширму", такой человек уже на пути к ее разрешению, пускай пока еще и не справился с ней.

        Джон. Хорошо, ну а как складываются отношения ближе к норме? То есть в браке "среднего" образца?

«Кукольный дом» и муж — подкаблучник

Робин. Разных семей "среднего" образца больше, чем семейств в растительном мире, поэтому давайте отберем одну-две для примера. Очень распространен "семейный" дом, который по драме Ибсена** получил название "кукольный дом". В этом браке за партнерами закреплены стереотипные мужская и женская роли. Он—большой, сильный мужчина, "законченный" взрослый, "завершенный" родитель, она — слабая, беспомощная маленькая женщина, инфантильная и несамостоятельная.

        Джон. Да, вспомнил историю. Муж тяжело заболел, а жена спасла ему жизнь, увезя за границу...

        Робин. И многим пожертвовала, чтобы собрать на поездку деньги. Но соль истории в том, что она должна была скрывать свои жертвы от мужа, потому что боялась: это его убьет. Его мужская гордость будет смертельно ранена, узнай он, скольким обязан ей. Иными словами, узнай он, как в действительности он зависим от нее.

*Карлайл, Томас (1795—1881) — английский публицист, историк и философ.

        ** «Кукольный дом» (1879) -- пьеса норвежского драматурга Генрика Ибсена (1828 – 1906).

Джон. Значит, брак, называемый "кукольный дом", но тот, где жена очевидным образом эмоционально зависима от мужа, муж от жены тоже зависим, о чем даже не подозревает. Причем оба партнера в своих отношениях руководствуются мнимой полной самостоятельностью мужа.

        Робин. Совершенно верно. Ему внушали, что мужчина должен быть сильным и независимым. Мужчина никогда не плачет, с ним незачем нянчиться. Его вынудили повзрослеть слишком быстро. И поэтому ему пришлось скорее подавить в себе, чем перерасти детскую потребность в заботе. Отсюда в нем прячется неудовлетворенный "ребенок", хотя и не столь изголодавшийся по вниманию, как отчаявшийся злючка из брака, в котором «боятся Вирджинию Вульф».

        Джон. Значит, у этого мужчины за "ширмой" — "ребенок", которому нужны любовь и внимание, но мужчина не допускает такой нужды и не может попросить того, в чем нуждается.

        Робин. Да, но ему необходимо получить эмоциональную поддержку, пускай в замаскированном виде. Самый простой выход — заболеть, ведь за больным, даже если он "большой, сильный мужчина» ухаживают, вокруг него суетятся.

        Джон. И вот вам внимание и любовь, хотя вы и не допускаете, что именно этого добивались!

        Робин. Верно. А если вам требуется уход "по высшему разряду", вы можете «затеять» нервный срыв. Во всяком случае, "большой, сильный мужчина» получит необходимую заботу, но будет думать, что тревожатся из-за его болезни, но не о нем.

        Джон. Будет верить, будто его тело одолела случайная хворь. Но не поверит, что его "подвел" дух... Он бы посчитал такое непростительной слабостью.

        Робин. Совершенно верно.

        Джон. Ну, а что жена в "кукольном доме»?

        Робин. Она вышколена и знает, "из чего сделаны девочки… из конфет, и пирожных, и сластей всевозможных". Ей позволены непосредственность, нежность, чувствительность, слезы, ей разрешили, сколько захочет, "играть с эмоциями, чтобы не тянулась к логической мысли. Но ей строго-настрого запретили напористость, самоуверенность, и пускай только посмеет превзойти мужчину, чтобы он почувствовал свою неполноценность!

        Джон. И она уцепилась за детскость. Вместо "ребенка" она сунула за "ширму"... себя "зрелую".

        Робин. Да, она спрятала свою сильную, деятельную, зрелую сторону.

Джон. И особенно, как мне кажется, любые намеки на решительность.

        Робин. Да-да, конечно. А если и проявляет уверенность, силу, агрессивность, то всячески их маскируя. Достигая чего-то, должна притворяться, что даже не знает, как это получилось. Гнев на мужа может "обрушить" только в форме деструктивных фанта-зий.

        Джон. Представит, что он попал в автомобильную катастрофу.

        Робин. Да, что "размазан" по всему шоссе... Или примется пылесосить пол без пылинки у него под ногами, когда он хочет поскорее "уйти" в воскресную газету.

        Джон. Или же начнет "зачитывать" жалобы на продавцов в магазине, на мать, погоду, детей, на неприемлемую форму земного шара, пока муж, наконец, не задумается: а не он ли причина причин всех этих безобразий.

        Робин. Ну, это немного в сторону... Суть в том, что она не отдает себе отчета в своем раздражении и не понимает, что способна быть сильной, взять на себя ответственность. Она такая — за "ширмой".

        Джон. Хорошо, что же их потянуло друг к другу?

        Робин. Они обнаружили, что прекрасно друг другу подходят, как верный ключ к замку. Отличная пара, ведь она — как раз того сорта женщина, какую считали за достойный восхищения образец в его семье, а он — именно того типа мужчина, какой был одобрен в ее семье. Это они оба осознали. Вдобавок они нашли друг друга подходящими на бессознательном уровне, где "сделка" в действительности и заключается. Он доверил ей свою "ребячью" долю, она ему взамен — свою силу и взрослость.

        Джон. Что значит — "он доверил ей свою "ребячью" долю"?

        Робин. У каждого из них есть незрелая, детская сторона. Она может притвориться, что возьмет на себя всю эту детскость, то есть будет "ребенком" за двоих, он же - что взвалит на себя их зрелость, то есть решительность, опыт, настойчивость. И их семейный "механизм" будет неплохо работать: ведь спрятанное у каждого партнера за "ширмой" не будет их слишком тревожить, прорываясь в замаскированном виде. В паре двоим в каком-то смысле будет лучше, чем порознь.

        Джон. Лишь в каком-то смысле?.. Что же им будет мешать?

        Робин. Ну, она теперь несет, так сказать, двойную "нагрузку" детскости, он полной ответственности, поэтому они могут ''зациклитъся" на расчете: «Я Тарзан, ты—просто Джейн» с риском впасть в крайность. Ему будет все труднее даваться непосредственность, игра, все меньше ему будет отдыха, удовольствий, и где-то в глубине себя он ощутит неудовлетворен-ность, хотя не поймет ее причин.

        Джон. А она все больше времени проводит в четырех стенах и уже с опаской воспринимает любой предстоящий выход из дома?

        Робин. Да, она только варит варенье да строит замки на песке вместе с детьми. Часть ее жаждет более взрослых занятий, но в ней все меньше остается решимости даже попробовать.

        Джон. Однако соглашение действует в известных пределах—несмотря на ограничения для обоих сторон.

        Робин. Да, конечно, в конце концов, эта модель покорила весь Запад, Британскую империю создала. Она до сих пор функционирует в Далласе*.

        Джон. И при каких же обстоятельствах такой брак дает сбой?

        Робин. Устав от своей роли «Тарзана» или «Джейн»—а эта усталость может ощущаться преимущественно на уровне под- сознания—кто-то из партнеров попробует нарушить равномерный ход "механизма". Но в тот же момент другой яростно бросится его налаживать. А поскольку одному сломать махину не под силу, то модель "Тарзан—Джейн" опять покатила по наезженной колее.

        Джон. А что же случается, если один из партнеров пробует нарушить равновесие?

        Робин. Ну, давайте сначала возьмем "большого, сильного" мужа - Тарзана. Предположим, на службе у него "напряженка", с кото-рой он не справляется. Тогда его "ребенок" за "ширмой" станет капризничать, требовать к себе внимания, и чувство какой-то детской беспомощности, обычно спрятанное, начнет рваться наружу и беспокоить его.

* Даллас - город на юге Соединенных Штатов; юг считается средоточием патриархальных традиций и пережитков.

Он хандрит, избегает своих обязанностей, норовит опереться на жену. Но эта "игра" совсем не по сценарию «Я Тарзан, а ты – просто Джейн», и жену охватывает страх.

        Джон. Потому что, если она "подыграет", ей надо становиться ответственной, что означает, что означает — вытащить кое-что из-за ширмы.

        Робин. Да, но это нарушает их первоначальный договор. И крайне пугает обоих. Он чувствует себя "плохим", обнаружив свою потребность быть "слабым", она страшится принять на себя ответственность. И она пробует восстановить нарушенное равновесие, сопротивляется перемене. Она может еще сильнее его захандрить или даже серьезно заболеть. Очень часто, несмотря на то, что у мужа обнаружилось стрессовое состояние и депрессия, к врачу отправляется жена. Врач, конечно же, удивляется, почему его пилюли не помогают...

        Джон. А что муж?

        Робин. Жена вынуждает его вернуться в роль "большого, сильного мужчины", становясь беспомощнее обычного. Он должен смотреть за ней. И этим тонким маневром, даже не осознавая, что делает, она поддерживает его на ходу. Он должен быть "сильным", чтобы позаботиться о ней. Солдат, как ни измучен, а тащит раненого товарища и преодолевает рубеж, на котором сдался бы, будь он один. А может, это и не он, может, его самого кто-то за собой тащит...

Джон. Да, ну, а депрессия мужа, болезнь?

        Робин. Стресс отступит, или он найдет способ с ним "покончить" сменит работу, еще что-то придумает. И рано или поздно его "ребенок" за "ширмой" угомонится, перестанет угрожать семейному соглашению.

        Джон. Тогда-то можно и ей выздоравливать?

        Робин. Да, болезнь сослужила службу. А ее врач, возможно, наконец вздохнет с облегчением: нашел-таки пилюли, которые действуют!

« Предыдущая страница Страница 5 из 45 Следующая страница »
Поделиться:

« Назад